Глубоко.

[evilfucking]

Название: Глубоко
Автор: злоебучий воробушек. aka tylerasdurden
Бета: нет, но я открыта для предложений
Фандом: Teen Wolf
Пейринг: Крис Аржент/Питер Хейл
Жанр: слеш, своеобразный hurt/comfort, немного ангста, с элементами pwp
Рейтинг R
Размер: мини (около 1500 слов)
Саммари: Он знает, помнит Криса Аржента очень долго. Тот не всегда был таким, но всегда ставил Питера в тупик. Завораживал.
Предупреждения: понятия не имею, как это вышло :facepalme:, питероцентрик; потенциально ООС.
для фальшивая нежность

Это почти совсем не страшно.

Это почти совсем не страшно.

Когда его глаза в первый раз изменили цвет, Питеру было чуть больше тридцати и он даже не успел об этом задуматься. Он думает об этом на много позже, после воскрешения, когда полуобращается перед зеркалом в первый раз. Глаза светятся ультрамарином, ему идет этот цвет, и он на долю секунды улыбается. Зеркало вылетает прямо на улицу, через окно третьего этажа, и Питер флегматично думает, имеют ли проклятия свойство накапливаться или более сильное нейтрализует более слабое? А если накапливаются, то как: суммируясь, умножаясь, или все же становятся в очередь?

Это почти не страшно, за исключением того, что не имеет никакого смысла. Когда его глаза были глазами невинной беты, он гордился этим. Гордился своей выдержкой, в которую мало кто верил, гордился изворотливостью и осторожностью, гордился тем, что что бы он не делал, остается верным себе.
Красные глаза альфы тоже имели смысл, хотя и затянутый поволокой безумия. Питер знал, что он делает, знал, что он совершенно прав и знал, что это во благо.

Сейчас его глаза – это глаза убийцы. Но он не хочет никого убивать, не помнит и не может почувствовать, как убивал кого-то, но магия не врет. Магия говорит, что он был слаб, что он предал себя. Его собственное отражение говорит ему, что он чудовище, но он не чувствует себя чем-то подобным. Это то, с чем Питер никак не может смириться.

Когда Питер убивает в следующий раз, он злится. Злится не на ублюдочного наемника, который явно того заслужил. Питер злится, потому что не чувствует ничего. Он думает, должно быть удовольствие, или ярость, или удовлетворение. Он думает, чувства придут потом, и это дает шанс успокоиться. Но ничего не приходит.

Позже, он наблюдает за Аржентом. За тем, как тот держит оружие и как убивает. Он смотрит очень внимательно, он впитывает запахи и не понимает. Не понимает как. Аржент холоден и спокоен. Но пахнет удовлетворением, упоением даже, но не безумием и не лихорадкой. В нем нет ни жестокости, ни страсти, ни радости. Он словно мастер, который занимается тем, что выходит у него лучше всего. И при этом, при том, что убийство для Аржента ремесло, освоенное в идеале, тот остается чист. Он не монстр, не чудовище. Даже Питер, который хотел бы, должен бы его ненавидеть с полным упоением и самоотдачей, просто не может. Питер говорит себе, что Крис Аржент – что-то из разряда диснеевских принцесс: чтобы они не делали, в какое бы дерьмо не попадали, зло просто не может оставить на них своего отпечатка. Ассоциация в духе Стайлза Стилински. Все это возбуждает в Питере любопытство. И, может быть не только.

Он знает, помнит Криса Аржента очень долго. Тот не всегда был таким, но всегда ставил Питера в тупик. Завораживал.

Питер вкручивает арматуру Арженту в грудь. Он чувствует его кровоток, чувствует его самого впервые так близко. Он знает: стоит сместить руку влево и будет задет желудок, немного вверх и сомнется сердце, вверх и вправо и в легком будет дыра. Можно вырвать ему трахею и просто оставить подвешенным. Можно разорвать бедренную артерию. У Питера есть сотни способов убить Криса наверняка. И тот не боится. И не ненавидит. Ему больно, он зол и невыносимо устал, но он держится и будет держаться, и Питер не может. Просто не может. Питер как никто знает, что нельзя оставлять за спиной живых врагов. Знает, что они возвращаются. Знает, что Крис абсолютно точно вернется.

Может быть, Питер надеется на это. Надеется, что в следующий раз у них будет больше времени.

У Питера времени хоть отбавляй. И почти постоянно он думает. К своему ужасу, слишком большую часть его мыслей занимает Крис. Питер думает о том, что будь Крис оборотнем, его глаза изменили бы цвет во сколько? Семнадцать, восемнадцать лет? Что происходило в его голове и сердце в тот, первый раз? Оправдывал ли он себя тем, что монстры не люди? Или уже тогда, как сейчас, не делал разницы между монстрами, будь они людьми или нет?

Возможность побега появляется совершенно внезапно, но Питер не был бы собой, упусти он ее. Он не следит за разворачивающейся битвой, пытаясь ускользнуть, не задетый ни психами, ни участниками переполоха.
Он так близок к выходу – всего только пересечь холл, когда видит как какая-то дрянь, которой он даже в семейных архивах никогда не видел, приноравливается облезлым, усыпанным шипами хвостом к голове Криса Аржента, беззвучно двигаясь у того за спиной. И это просто абсурд. Питер осматривается из своего угла, но не видит никого, кто спешил бы охотнику на помощь. Но этого не может происходить, он не может умереть вот так.

Питер плохо понимает, как сумел прыгнуть на такое расстояние, но в следующий момент он уже вырывает зубастой дряни, не ожидавшей подвоха, горло, придерживая хвост ногой, а потом и сердце. Для верности.

Выходя из обращения и оборачиваясь на Аржента, он думает только: пистолет или арбалет? Но Крис встречает его взгляд, коротко кивает, и не говоря ни слова быстро продвигается в глубь здания. Питер чует только собранность, адреналин и легкую благодарность. Так, словно это вполне нормально и ожидаемо, что кто-то, кто при прошлой встрече насадил тебя на ржавый метал, спасает твою жизнь при новой. Как будто, так и должно быть.

Питер смотрит на удаляющуюся спину всего мгновение, и расслабленно идет к распахнутой двери. Он и так слишком здесь задержался.

Его находят всего через три месяца, хотя он делает все, чтобы не светиться, уезжает достаточно далеко, находит приличную работу, изменив имя. Питер бы удивился, если бы его нашел кто-то, кроме Аржента.

Он выходит в бета-релиз сразу, еще до того как открывается дверь в номер, узнавая по шагам, по сердцебиению, по отголоскам запаха. Почему-то Питер ждет, что дверь будет открыта с ноги, как в вестернах, но слышит только щелчок отмычки.

– Ты дома, – мягко говорит Аржент, приподнимая брови. И. Прикрывает. За. Собой. Дверь. Он так легко поворачивается к нему спиной, пусть и на секунду, что Питеру смешно. А еще он заинтригован, и потому не двигается с места.

Арджент вытягивает свой пистолет. И кладет на комод у входа. И улыбается с вызовом, когда Питер начинает тихо рычать. В лучших традициях собственного племянника. Крис улыбается так, словно смеется над ним. Но глубоко внутри, под всеми запахами и в центре зрачков, в нем нет веселья. Но есть боль. И что-то еще, что ему так и не удается понять, и это раздражает.

Питер поводит плечами, сбрасывает бета релиз, и видит только в отражении, что глаза помимо воли продолжают светиться.

Питер улыбается лучшей из своих улыбок.

– Ну, раз уж пришел, проходи. Могу предложить джин, – и когда Крис никак не реагирует, только внимательно, напряженно смотрит, добавляет: – Или массаж?

На движение Питер реагирует, когда оно само еще только в зародыше, на мгновенной стадии между намерением и броском. Он плавно перетекает на полшага вперед, от чего столкновение только жестче, и тут, на расстоянии выдоха различает в запахе Криса нотку ярости. И отчаянья.

Крепкие руки сжимаются на его горле, и мысль смешит: «Не думает же он, что сможет голыми руками задушить оборотня?» Но следующая уже обжигает: «Или надеется, что я убью его вот так просто?»

Крис до сих пор не проронил ни слова, и это не похоже на него. Слова – его второе оружие. Но когда он наконец собирается что-то сказать, то Питер не позволяет. Решение приходит легко, почти по щелчку, и пазл складывается. Не пазл Криса Аржента, но его собственный. Питер вдруг понимает, что он.

Поцелуй выходит острым и злым, и Крис сначала душит его только сильнее, но уже отвечает. Отвечает горячно, жестко, безапелляционно перехватывает инициативу, и Питер никогда не думал, что отдать контроль может быть так легко.

Он немного приходит в себя, когда пальцы в его заднице сменяются членом, и отрывает лицо от подушки, чтобы обернуться и посмотреть. Он ожидает увидеть закрытые глаза, отрешенность или нашедшую выход злобу – не может знать наверняка по запаху, потому что обоняние забивает совсем другое – но наталкивается на спокойный, сосредоточенный взгляд, и это рождает в нем простую, давно забытую ярость.

Питер все еще оборотень, он сильнее, быстрее человека, и потому выворачивается легко, меняя позу лицом к лицу. Притягивает, не целуя, но заставляя целовать. Насаживается, задавая медленный темп, прикасается, смотрит, вовлекает – пока не чувствует как мышцы под его руками и бедрами прекращают быть камнем.

Заставляет смотреть на себя и целует, отвечая на укусы, пока в глазах Криса, в самой глубине, то самое что-то не начинает заменяться чем-то другим.

Секс становится беспорядочным, странным, Питер встречает разрядку, помогая руке Криса своей, пока тот кончает глубоко в нем. Питер позволяет выйти, но не дает отстраниться, перекладывая их, нависая и касаясь губ для нового поцелуя. Все его действия – только намерение, намек, потому что вся власть до сих пор у Криса.

Питер не обманывает себя, он знает, что еще не разгадал Криса Аржента, но не собирается отпускать его, пока не поймет. Он надеется на очень и очень долгий срок. Это имеет смысл.

Это почти совсем не страшно.


Обзорам:

[L]злоебучий воробушек.[/L] пишет мини <a href="<b>Глубоко.</b>"><b>В этом есть смысл.</b></a> (Крис/Питер, R).